В середине ноябре в Москве прошла торжественная церемония награждения лучших арбитражных управляющих года. Инициатором конкурса стало Федеральное агентство по управлению государственным имуществом. Кроме представителей Росимущества в состав жюри вошли специалисты Росреестра, Общественного Совета по саморегулированию, профсоюза арбитражных управляющих. На первом этапе они отобрали порядка ста процедур банкротства государственных предприятий за последние два года, вычленили из них 16 успешных процедур и предложили арбитражным управляющим принять участие в конкурсе. В итоге Национальной премии по управлению государственной собственностью были удостоены лишь четверо. Среди них – Юлия Булатовна Устимова. Это её первое, эксклюзивное интервью нашей газете.
- Что такого особенного увидели члены жюри в вашей деятельности, что позволило им назвать Вас «Арбитражным управляющим года»?
- Очевидно то, что из процедуры наблюдения мы вышли на мировое соглашение. Это - не типичный случай, но самая эффективная модель. Речь идет о ФГУП – довольно крупном хозяйстве по созданию новых сортов и производству семян на востоке Оренбуржья. Меня заявил кредитор в качестве временного управляющего. Я проводила финансовый анализ, который показал, что предприятие в принципе имеет все предпосылки для банкротства, но пока еще не настолько закредитовано, чтобы было невозможно выйти из этой сложной ситуации. Для этого я вырабатывала рекомендации для проведения дальнейших процедур. На счастье, два банка, участвующие в процедуре, оказались не против предложения пойти на мировое соглашение, его поддержали и другие кредиторы – юридические лица. Не с первого раза, но все же удалось убедить налоговиков, тем более что задолженность по налогам была небольшая.
- А что мировое соглашение дает предприятию-должнику?
- Дело в том, что с банками достигнута договоренность о рассрочке погашения долга, причем процентная ставка снижена до 8,25% годовых – это намного меньше, чем было по кредитам. Вся процедура погашения задолженностей расписана поквартально, никто из кредиторов теперь не может наложить арест на имущество, заблокировать счет. То есть предприятие может вести свою деятельность спокойно, без нервотрепок. Процедура мирового соглашения рассчитана на достаточно длительный срок – до 2018 года. Кстати, она уже длится полтора с лишнем года, и должник успешно справляется с графиком расчетов.
- Юлия Булатовна, а Вы помните свое первое дело в качестве арбитражного управляющего?
- Помню, хотя некоторые его моменты хотелось бы забыть как страшный кошмар. Это было очень крупное предприятие в Башкирии, в его составе было несколько разнопрофильных сельскохозяйственных производств, объекты строительства. И весь этот огромный хозяйственный комплекс оказался в разрухе. До меня два конкурсных управляющих не смогли работать. Основной кредитор попросил мою саморегулируемую организацию направить туда управляющего, на которого местная администрация не смогла бы надавить.
Кредиторы были разные, их было много, каждый хотел получить денег, а менеджменту надо было, чтобы процедура прошла, но им за это ничего не было бы. И поэтому меня гнобили, как хотели: налоговая требовала своё, работники - выплаты огромной задолженности по зарплате, местная администрация самоустранилась, было много заезжих, крутых, которые пытались что-то «порешать»… У всех была своя «политика», начиная с рабочего, который навоз откидывал, до директора, бухгалтера. Лавировать приходилось среди этих разных течений, последовательно выстраивая тактику расчленения этого комплекса на отдельные предприятия. Процедура длилась 4 с половиной года и завершилась успешно, предприятия сейчас работают, а работникам мы вернули задолженность по заработной плате, чего они уже не ожидали.
- Всегда ли удается предприятие сохранить?
- Чаще всего. Если предприятие – единый хозяйственный комплекс, то его можно сохранить. Как правило, находятся или инвесторы со стороны, либо владельцы изыскивают средства, чтобы погасить задолженность по зарплате, выплатить иные долги. Все сельскохозяйственные организации, которые были у меня, сохранены. Это и знаменитое племхозяйство «Экспериментальное», и аналогичный МУП в Октябрьском районе.
- Ваше имя впервые просочилось в прессу в связи с громким банкротством ООО «Штурман». Как Вы вышли на «Джон Дир»?
- Тогда одновременно со «Штурманом» мой коллега Максим Доронин занимался банкротством ООО «СпецАвтоЦентр». Хозяин был один, имущественный комплекс, по сути, тоже один, и мы вели процедуру вместе, с одним юристом. А на «Джон Дир» вышли просто – были знакомы с директором филиала, оказалось, что компания собирается расширяться. Правда, американцы поставили много условий, чтобы соблюсти чистоту сделки.
- Вы привлекали административный ресурс?
- Нет, мы обязаны были соблюдать конфиденциальность. Американцам была важна юридическая сторона дела. И мы всю профессиональную работу выполнили с учетом международного и российского законодательства.
- Хотелось бы вернуться к делам, связанным с госимуществом. Всегда ли всё завершается «хэппи эндом»?
- Увы. «Памятник всему бесхозному» в виде водонапорной башни до сих пор украшает один из райцентров Оренбуржья. Когда меня назначили управляющим на муниципальное коммунальное предприятие, администрация района уже перевела имущество, активы, да и деятельность на новое юридическое лицо, оставив банкроту огромные долги и ржавую, никому не нужную водонапорную башню. Я тогда впервые хотела привлечь к ответственности собственника, но тогда еще законодательство было несовершенным, и все «вышли сухими из воды».
- А сейчас времена, законы изменились?
- Да, в Уголовном и Административном Кодексах есть статьи о преднамеренном, фиктивном банкротстве. Нам приходится сталкиваться с этим на каждой 3 – 4 процедуре. Когда изучаешь финансовую документацию, видно, как проседает тот или иной коэффициент. Это значит, что была реализация какого-либо имущества, резко уменьшились активы или резко увеличились пассивы. И тут мы начинаем внимательно изучать все сделки, договоры, которыми нарушены права кредиторов, пытаемся их оспорить, привлекаем к субсидиарной ответственности руководителя.
А вот уголовным судопроизводством должны заниматься следственные органы. За всю мою деятельность с 2002 года ни на одного директора, где мы установили признаки преднамеренного, фиктивного банкротства, не было заведено уголовное дело с доказательством его вины в суде. Почему так – это вопрос уже не ко мне.
- Почему ж тогда в глазах общественности арбитражные управляющие выступают в образе злодеев?
- Я не понимаю причины. Видимо, люди живут в каких-то иллюзиях. Они же видят, что на предприятии дела идут плохо, им не платят зарплату. Но они продолжают работать, не жалуются на директора. А когда приходит арбитражный управляющий, весь гнев, безысходность сваливают на него. Получается, что мы берем на себя весь негатив за промахи, ошибки, преступления руководителей предприятий-банкротов.
Понимаете, когда приходит арбитражный управляющий, «пациент скорее мертв, чем жив», предприятию нужен не «врач, а патологоанатом». Наша профессия сложная, мы всегда находимся на грани конфликта. Мы обязаны обеспечить интересы работников, с другой стороны, защитить интересы кредиторов, государства. И при этом – еще мы должны защитить себя, так как мы являемся самым слабым звеном в процедуре банкротства. Все имеют право требования перед должником, у нас этого права нет, мы только должны действовать в интересах должника, кредитора, государства, работника. В конце концов, есть учредитель, он тоже пытается повлиять на арбитражного управляющего, ищет способ выкупить имущество, заключить мировое соглашение. Бывает, приходят третьи лица, чтобы погасить задолженность. Интересы у всех этих лиц абсолютно различные. Но мы для всех плохие. Вот работник говорит: есть кресло или стол, возьму в счет задолженности по зарплате. Но этого делать нельзя. Никто не хочет понять, что есть нормы права, порядок. И все считают, что арбитражный управляющий просто никому не хочет ничего отдавать. А нам закон предписывает процедуру реализации имущества и определенную последовательность выплат. Вот и приходится отбиваться от жалоб, писать тонны пояснительных.
На церемонии награждения Национальной премией все арбитражные управляющие говорили именно об этом. И мы благодарны Росимуществу – инициатору проведения общероссийского конкурса арбитражных управляющих – за попытку на государственном уровне изменить восприятие нашей профессии, сломать негативные стереотипы, написать историю лучших практик. Да просто за то, что нам сказали спасибо за профессиональную работу.
- Юлия Булатовна, вам двойное спасибо за то, что среди четверки первых лучших в России - арбитражный управляющий из Оренбурга.
«Видимо, люди живут в каких-то иллюзиях. Они же видят, что на предприятии дела идут плохо, им не платят зарплату. Но они продолжают работать, не жалуются на директора. А когда приходит арбитражный управляющий, весь гнев, безысходность сваливают на него. Получается, что мы берем на себя весь негатив за промахи, ошибки, преступления руководителей предприятий-банкротов».
«Мы обязаны обеспечить интересы работников, защитить интересы кредиторов, государства. И при этом – еще мы должны защитить себя, так как мы являемся самым слабым звеном в процедуре банкротства».
Считается, что в России 12 тысяч арбитражных управляющих. По другим сведениям, в реестре зарегистрировано 9700, половина из которых дел не ведут. Потому как работа требует высокого профессионализма, мужества. Да и опасное это занятие.
«В Уголовном и Административном Кодексах есть статьи о преднамеренном, фиктивном банкротстве. Нам приходится сталкиваться с этим на каждой 3 – 4 процедуре. За всю мою деятельность с 2002 года ни на одного директора, где мы установили признаки преднамеренного, фиктивного банкротства, не было заведено уголовное дело с доказательством его вины в суде».